Идет розыск [Полный вариант] - Аркадий Адамов

– Чей день рождения-то? – как бы случайно и безразлично спросил Игорь.

– Я знаю, чей? Я тоже спросил. Так этот святотатец сказал мне так: «Подруги дней моих суровых». Понятно? И вот теперь получается: вечер начинается в семь часов, а за ним уже в шесть, видите ли, прикатят и повезут на эту дачу. Нет, я вам скажу, это не работник. Это пустое место! Или еще пример. У нас был духовой оркестр. – Грубин восторженно поднял обе руки вверх. – Это же замечательно! Величавость, торжественность, взволнованность! Представляете? Тьма слушателей собиралась. Что он с этим оркестром сделал?..

Некоторое время разговор велся вокруг различных самодеятельных коллективов, и Игорь с удивлением обнаружил, какая это, оказывается, интересная и сложная работа. Ну, куда было Коменкову справиться со всем этим, даже если бы он и трудился здесь в поте лица?

Вскоре они, наконец, закончили несколько затянувшуюся трапезу, и, весьма довольный состоявшейся беседой, Грубин, бодрый, раскрасневшийся, сияя глянцевой лысиной и поблескивая очками, пригласил Игоря в свой кабинет. По дороге он показал ему великолепные интерьеры Дома культуры. А от огромных аквариумов, размещенных в фойе, Игорь еле оторвался.

В кабинете Грубин, пыхтя, уселся за свой стол и, вытащив из какого-то ящика груду разноцветных папок, придвинул их Игорю.

– Вот наши планы работ, полюбуйтесь, – предложил он.

По всему было видно, что Игорь пришелся ему по душе. Даже сдержанность и немногословие Игоря явно импонировали разговорчивому, легко возбудимому Грубину.

Игорь вынужден был пробежать глазами многочисленные пункты различных планов и в конце концов осторожно объявил, что на первый взгляд, планы выглядят неплохо. Хотя товарищ Коменков мог бы и поаккуратней их оформить.

– Что вы! Еле выколотил из него и это! Сам потом ночь сидел, правил… – Грубин вдруг остановился, провел ладонью по вспотевшей лысине и, подняв палец, предложил: – А что, собственно говоря, если вам с ним самим встретиться? Я имею в виду Коменкова, – он посмотрел на часы. – Он уже должен был бы придти.

– Что ж, будет полезно познакомиться, – сдержанно ответил Игорь, про себя очень довольный этим предложением.

– Вот, вот! Кстати проверим, пришел ли. Что тоже далеко не факт, – воодушевился Грубин, хватаясь за телефон.

Коменков, как ни странно, оказался на месте, и слегка удивленный этим обстоятельством Грубин попросил его немедленно зайти.

– Старается, – недовольно сообщил он, кладя трубку. – Чтобы завтра сбежать. Ручаюсь.

– Где бы нам побеседовать с глазу на глаз? – спросил Игорь. – Надо мне в этом парне разобраться, видимо.

– Да у меня и беседуйте, – предложил Грубин. – Я все равно сейчас уезжаю.

А через минуту в кабинет вошел Коменков. От его ладной, подвижной, франтоватой фигуры, улыбчивого лица, уверенных и одновременно как бы вкрадчивых движений веяло самодовольством и каким-то веселым легкомыслием. Грубин вяло пожал ему руку, представил Откаленко и поспешно вышел.

И тут же Коменков свободно и бесцеремонно развалился на стуле по другую сторону маленького приставного столика, возле которого сидел и Откаленко. Занять кресло Грубина за его большим письменным столом он все же не решился, хотя остался как бы вместо хозяина в этом кабинете. Тем не менее он тут же забрал с большого стола пепельницу, вытянув ее из-под груды бумаг, и, невзирая на табличку «Здесь не курят», достал сигареты и радушно предложил Игорю закурить, ловким щелчком вытолкнув одну сигарету из пачки.

– А с этим как? – спросил Игорь, кивнув на табличку.

– А! Гостям можно, – беспечно махнул рукой Коменков. – Вот и она для них.

Он кивнул на пепельницу.

Игорь уступил, и они закурили.

– Ну-с, – Коменков снова откинулся на спинку стула и заложил ногу на ногу. – Так о чем будет разговор?

– О вас, – благодушно сообщил Игорь. – Как вам тут живется, какие проблемы мучают, какая нужна помощь?

– Главное для нас – это проблема свободного времени, – быстро и весело объявил Коменков. – Как нашим людям рационально его использовать. Это проблема социальная, нравственная и, если хотите, психологическая. Ученые уже занялись. Ну, и мы бьемся по мере сил и возможностей, главным образом финансовых. А проблема эта в связи с ростом благосостояния и культуры народа становится все важнее. И мы оказываемся на переднем фронте, если хотите.

«Ишь ты, прохвост, – удивился Игорь. – Эрудицией, значит, щеголяешь? Ну, давай, давай».

– Я тут проглядел ваши планы на ближайший квартал, – сказал он. – Завтра у вас интересный вечер. Думаю заглянуть.

– Только меня не будет, – живо предупредил Коменков. – Отпущен руководством по семейным обстоятельствам. У старушки мамы день рождения. А старость надо уважать.

– Врешь, поди? – Игорь доброжелательно посмотрел на Коменкова и улыбнулся.

Улыбка эта вызвала, видимо, у Коменкова прилив доверия.

– Ну, вру, – с подкупающей откровенностью подтвердил он. – Что делать-то? Иначе наше руководство не сдвинешь. А личная жизнь требует жертв.

– От кого?

– Ну, как… От всех… – на миг сбился Коменков, но тут же обрел прежнюю самоуверенность. – И от руководства тоже. Как-никак, а с живыми людьми дело имеют. И у них свои потребности. Ох, у меня этих потребностей… – он широко улыбнулся. – До черта, прямо скажу. Вот завтра, к примеру. Учтите, соврал только наполовину. Точно день рождения. Подруги, так сказать. Задушевной. Невозможно отказать. Вот у вас, небось, жена, двое детей, теща, – он лукаво подмигнул. – Вам, ясное дело, понять это уже трудно. Мое, то есть, положение.

– Ну, ну, – усмехнулся Игорь. – Ты только ясновидением не занимайся. Не твоя это область, – он как бы невзначай, от возникшей вдруг симпатии, перешел на доверительное «ты». – Слава богу, ни жены, ни детей. Вот так.

Коменков мгновенно уловил перемену в своем собеседнике и активно пошел на сближение. Он в каждом человеке всегда жадно искал сочувствия, доброжелательности и общности взглядов. Натура его не терпела противостояния и жаждала дружеского единомыслия. А тут случай столкнул его с таким симпатичным парнем, почти его возраста, да еще с положением, и который может оказаться весьма полезным, и притом простяга, не чурающийся, как видно, житейских радостей.

– Слушай, – расплылся в счастливой улыбке Коменков. – Раз так, то давай вечерком посидим, а? У меня, например. Во, хата!

– Что ж, выберем время и посидим, – вполне охотно согласился Игорь.

– Во! Я тебе скажу, это самое главное в жизни, – горячо подхватил Коменков. – Общение – это все. Ну, и радости тоже. Век чертов. Со всех сторон только и слышишь: «Война!», «Атом!». А мне что надо? Выпить с другом, с девочкой встретиться, технику иметь. Все! Закон сохранения энергии. Слыхал про такой? И я не как другие. Я закон чту.

– Тогда на выпить да на девочек денег не будет, – сочувственно вздохнул Игорь. – А на технику и подавно.

– Почему? Будет. Вот посидим, я тебя научу.

– Ладно. Но сначала займемся делом, – строго, хотя и с видимой неохотой, сказал Игорь. – Жалуются тут на тебя, понимаешь.

– Это все бульон, – пренебрежительно махнул рукой Коменков. – Завтра могу подать заявление. Пусть ищут другого мула. Погонщики. И чего, в самом деле, цепляются? Что я такого сделал? – загорячился он. – Ну, ты скажи, скажи, если знаешь.

– Без души, говорят, работаешь. Манкируешь.

– А кто им за девяносто ре будет душу надрывать? Ха! Смешно даже. Пусть спасибо скажут, что у них вообще на этом участке специалист с образованием имеется. А не тетя Мотя. У-у, погонщики! Так, значит, и говорят: манкирую?

– Ага. Друзей-подруг приводишь. Участковый твой…

– А-а, до участкового добрались? – угрожающе процедил Коменков. – Я этого старого лошака… во, где он у меня теперь будет, понял? – он потряс в воздухе кулаком. – Сотру. У меня, знаешь, какое скоро удостоверение будет? На брюхе начнет ползать, – он лихо подмигнул Игорю. – А откуда, думаешь? – и пропел: «Всюду были това-арищи, всюду были друзья-я…», – потом деловито заключил. – В милиции тоже есть.

– Кто же у тебя там есть? – недоверчиво поинтересовался Игорь.

– Ого! А с Петровки не хочешь?

Коменков уже распалился.

– Ну, это ты загнул, – покачал головой Игорь и всем видом своим изобразил насмешливое презрение к его словам.

– Точно! МУР! Слыхал такое слово?

У Игоря невольно екнуло сердце. В словах, а главное, в тоне Коменкова было столько уверенности, что сомневаться в его искренности не приходилось. С кем же в МУРе он мог снюхаться? Как он туда вообще мог пролезть?

Игорь был так ошарашен, что даже не подумал в первый момент о визите Усольцева к Коменкову. Он только сказал все так же насмешливо и недоверчиво:

– Про МУР все слышали. Да он большой. На него очень легко, знаешь, ссылаться. Ладно. Замнем для ясности. А то уж больно тебя занесло.